Эпоха завершилась не календарно, в 2000-м году, судя по всему, она завершается именно на этой неделе.
(Борис Ельцин, Кирилл Лавров, Мстислав Ростропович. Патриарх всея Руси Алексий II в тяжелом состоянии...)
Умер Мстислав Ростропович.
Предки Мстислава Ростроповича жили в Польше и Литве и назывались Ростроповичюсы. Его прапрадед Иосиф Ростроповичюс переехал из Вильно в Варшаву, женился на чешке и дослужился до почетной должности городского судьи. И теперь еще на Варшавском кладбище можно видеть памятник Иосифу Ростроповичюсу и его жене рядом с могилами родителей Шопена.
Ростропович начал заниматься музыкой в раннем детстве, с родителями, еще в Баку. Отец его был известным виолончелистом, и по совместительству – профессором Азербайджанской консерватории, а мать – пианисткой. С 16 лет Ростропович, студент Московской консерватории, изучал композицию вместе с С.С. Прокофьевым и Д.В. Шостаковичем. По иронии судьбы всех трех великих музыкантов впоследствии, многие годы спустя, тяжело приложила железная рука советской власти.…
читать дальшеЛетом 1940 года произошло событие, с которого началось исчисление его концертной деятельности. Семья поехала в Славянск вместе с отцом, вновь возглавившим на летний сезон виолончельную группу симфонического оркестра, и Славе разрешили выступить с оркестром: он сыграл Концерт Сен-Санса. Сохранилась фотография, сделанная на концерте: дирижер А. Ступель, небольшой оркестр и впереди испуганный мальчик с виолончелью.
Играл он, однако, очень смело. С тех пор он среди всех форм исполнительства будет предпочитать игру с оркестром — сочетание солирующей виолончели с тембровым многообразием и оркестровой мощью: состязание и единство. В возрасте 18 лет, в 1945 году, подающий надежды виолончелист получил золотую медаль на первом в СССР конкурсе молодых музыкантов.
По свидетельствам друзей, Ростропович был в те годы долговяз, говорлив, бесконечно обаятелен и, чаще всего, очень просто и бедно одет. Отрывок из книги одного из современников, вспоминающих знакомство с Ростроповичем: «В садике перед Консерваторией, где студенты назначали свидания, сидел паренек в заношенной ушанке и пальтишке, из которого вырос так, что рукава заканчивались далеко от кистей рук. Паренек представился не без оригинальности: — Мстислав, но не Святослав, нет, не Святослав. Он имел в виду уже известного в то время Святослава Рихтера. А потом с забавной картавостью, жестикулируя, заговорил о недавнем концерте. В студенческую пору, как водится, много было знакомств, но это запомнилось: «Мстислав, но не Святослав».
Они оба — Святослав и Мстислав — встретились на Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей, состоявшемся в 1945 году и собравшем целое созвездие талантов. Д. Шостакович, А. Нежданова, Д. Ойстрах входили в жюри. На конкурсе играл тридцатилетний С. Рихтер, вернувшийся с фронта зрелый пианист В. Мержанов, скрипач Ю. Ситковецкий — музыканты, получившие вскоре мировую известность. Среди них был и восемнадцатилетний Слава Ростропович. Наряду с Рихтером и Мержановым, он занял первое место, что стало сенсацией: с исторического конкурса 1933 года, когда прогремел шестнадцатилетний Эмиль Гилельс, не находилось другого столь молодого конкурсанта, который бы так успешно выдержал труднейшее состязание.
Согласно одной из легенд, знакомство оперной дивы Большого Театра, красавицы Галины Вишневской, и знаменитого виолончелиста Славы Ростроповича, произошло в «Метрополе», на одном из приемов. На самом же деле встретились они в Праге…
Вишневская, прошедшая совершенно иной путь к сцене, нежели рафинированный сын пианистки и виолончелиста Ростроповичей, с отчаявшейся горечью выбирала по жизни не тех мужчин, не те занятия, не ту дорогу. Голос редкого тембра ей был дан от бога, но преподаватели в дешевом колледже «убили» ей верхние ноты и уверили в том, что ее тембр – это максимум меццо-сопрано, а удел – роли субреток в небольших театральных постановках.
С этим она и пришла к скромной учительнице — восьмидесятилетней Вере Николаевне Гариной, дававшей частные уроки пения за рубль в час. Гале повезло: учительница, у которой ни тогда, ни позже не появилось других талантливых певцов-профессионалов, в голосе Вишневской смогла не только разобраться, но ощутить его особенности, физиологию и показать безошибочные приемы, воспринятые Вишневской с легкостью и принесшие ей огромную пользу. Открылись верха, и Гарина определила решительно: «У тебя сопрано. Лирико-драматическое. Будешь петь сопрано». И предсказала: «В опере. У тебя звезда на лбу».
В нее влюбился директор ансамбля оперетты — Марк Ильич Рубин. Он был старше Вишневской на двадцать два года. В 1945 году у них родился сын и умер двухмесячным от пищевого отравления. Так восемнадцатилетняя женщина познала материнское горе.Жилось скудно, и Вишневская, не привыкшая беречь себя, заболела туберкулезом. Муж собрал денег и отправил ее в санаторий. Врачи петь запрещали, а она пела. Уходила в лес и пела, потому что не петь уже не могла: это было сильнее страха смерти. Она считала, что пением спасла себя.
Итак, Они встретились в Праге. Поездка в Прагу была первой зарубежной поездкой Вишневской, и она понимала, что от ее успеха многое зависело. Тогда зарубежные поездки, приоткрывавшие «железный занавес» и хоть немного приобщавшие к иной жизненной атмосфере и быту, были еще внове и являлись для артистов большой приманкой. Заработанные деньги государство отбирало, но то немногое, что оставалось артистам, позволяло приодеться, порадовать подарками близких. Потому поездками очень дорожили, старались вести себя осмотрительно, чтобы не дать сопровождающим повода для доносов и не попасть в «невыездные». О романах и думать не приходилось: чистота нравов соблюдалась неукоснительно.
В этих условиях поведение в Праге Славы Ростроповича казалось безрассудным. Обратив внимание на Вишневскую, он сел за трапезой с ней рядом, оттеснив ее коллегу и спутника, и полностью завладел ее вниманием, как он это умел делать, когда хотел. Эта женщина понравилась ему сразу естественной прямолинейностью, эмоциональной притягательностью. Не имело значения то, что он не знал ничего о ее прошлом, не видел ее на сцене,— это можно было назвать любовью с первого взгляда, и он стремительно решил, что она станет его женой.
Она плохо представляла себе, что за музыкант этот доцент Московской консерватории, не слышала его игру, но сразу ощутила его радостное восприятие мира, интеллект, культуру, которой в ее родимом Большом театре отличались только певцы старого, дореволюционного поколения. Этот молодой человек не лез за словом в карман, не прибегал к уловкам — ухаживал красиво, тактично, щедро, выражая ей свое восхищение, свое желание. Противиться такой стихии было трудно, и неожиданно для самой себя здравомыслящая Вишневская, умевшая давать отпор, подчинилась Ростроповичу: «Я ждала любви, ради которой стоило бы умирать, как мои оперные героини. Мы неслись навстречу друг другу, и уже никакие силы не могли нас удержать. Будучи в свои двадцать восемь лет умудренной жизненным опытом женщиной, я всем сердцем почувствовала его молодой безудержный порыв, и все мои чувства, так долго бродившие во мне, устремились ему навстречу».
Через четыре пражских дня они уже были мужем и женой.
(c) lorenza_